***
Смотри, говорю,
роем ямку, в неё -- обёртку или фольгу,
сверху перо, монету, мелкое что-то.
Или бусинку -- все шкатулки ими забиты,
или камушек подбери здесь, на берегу.
Накрываешь стеклом, присыпаешь его песком,
чтобы выглядело, как будто его здесь нет.
Получился секрет, поняла?
Наш с тобой секрет.
Помни, где он зарыт,
но не делись ни с кем.
Хмурится.
Водит пальцем по грязной коленке.
"Не понимаю, папа, зачем всё это?"
Вечно с ней вот так.
И попробуй не дать ответа.
Вспоминаю что-то, говорю:
понимаешь, Ленка,
фантики умирают, когда их снимают с конфет
мы должны их похоронить.
Если сделать всё, как положено, то они
превращаются в мотыльков и летят на свет.
Она кивает, идет собирать ракушки и камни.
Её устроил ответ.
роем ямку, в неё -- обёртку или фольгу,
сверху перо, монету, мелкое что-то.
Или бусинку -- все шкатулки ими забиты,
или камушек подбери здесь, на берегу.
Накрываешь стеклом, присыпаешь его песком,
чтобы выглядело, как будто его здесь нет.
Получился секрет, поняла?
Наш с тобой секрет.
Помни, где он зарыт,
но не делись ни с кем.
Хмурится.
Водит пальцем по грязной коленке.
"Не понимаю, папа, зачем всё это?"
Вечно с ней вот так.
И попробуй не дать ответа.
Вспоминаю что-то, говорю:
понимаешь, Ленка,
фантики умирают, когда их снимают с конфет
мы должны их похоронить.
Если сделать всё, как положено, то они
превращаются в мотыльков и летят на свет.
Она кивает, идет собирать ракушки и камни.
Её устроил ответ.
***
Купить газету,
запомнить город и день.
Смотреть, как плывут огни по черной воде,
как сложно губы уложены
у людей,
как много у них владений, идей и дел,
как много незащищенных и хрупких мест.
Проехали мост над рекой,
и теперь окрест
людские норы в кирпичной красной коре,
стволы без корней и ветвей, дающие крен.
Их новые ружья
могут разить наповал,
но в их очагах не тлеет полынь-трава,
никто не помнит обрядов,
не знает старого колдовства.
Поэтому тот, кто пришел за мной,
рисковал.
Он любил охоту, печенье из отрубей,
выращивал голубей, играл на трубе.
Он мог меня пощадить, но кто-то сказал
"Убей".
И вот я еду к нему домой.
То есть, теперь -- к себе.
В его жилище нет святого огня.
Верного пса, коня,
ножа в стене, что предупредит, звеня.
Его жена открывает мне дверь, обнимает меня.
Ей не хватит чутья
понять.
запомнить город и день.
Смотреть, как плывут огни по черной воде,
как сложно губы уложены
у людей,
как много у них владений, идей и дел,
как много незащищенных и хрупких мест.
Проехали мост над рекой,
и теперь окрест
людские норы в кирпичной красной коре,
стволы без корней и ветвей, дающие крен.
Их новые ружья
могут разить наповал,
но в их очагах не тлеет полынь-трава,
никто не помнит обрядов,
не знает старого колдовства.
Поэтому тот, кто пришел за мной,
рисковал.
Он любил охоту, печенье из отрубей,
выращивал голубей, играл на трубе.
Он мог меня пощадить, но кто-то сказал
"Убей".
И вот я еду к нему домой.
То есть, теперь -- к себе.
В его жилище нет святого огня.
Верного пса, коня,
ножа в стене, что предупредит, звеня.
Его жена открывает мне дверь, обнимает меня.
Ей не хватит чутья
понять.
***
Они скучают за столиками с номерами,
теребят рукава, озираются.
Ты садишься к первой, говоришь ей "привет".
Вы беседуете тихо, как в храме.
Врёшь про возраст, мол, я дурак-пацан,
смотришь из-под тяжёлых век.
Через час тебя какая-нибудь выбирает.
Скажем, та, с пожаром, где край лица
обгорел; или та, где лицо в траве.
Но скорее - та, из-за нарушения правил,
где с тобой сидел ещё брат отца,
и капот покорёжен весь.
Месяц спустя вас венчают – с вороньим граем,
гаснущими свечами и без кольца.
Она бела: ни румянца, ни синих вен.
Через год вся родня судачит: "Пора им
заводить детей, обустраиваться".
Красивый же брак, без швов и каверн.
А у вас даже секс какой-то на грани
драки, бьётесь в захвате, как два борца,
не позволяя себе ни вскрикнуть, ни зареветь.
У тебя есть другие, которым ты мил и равен,
но она останется с тобой до конца.
И в конце коснется губами закрытых век.
теребят рукава, озираются.
Ты садишься к первой, говоришь ей "привет".
Вы беседуете тихо, как в храме.
Врёшь про возраст, мол, я дурак-пацан,
смотришь из-под тяжёлых век.
Через час тебя какая-нибудь выбирает.
Скажем, та, с пожаром, где край лица
обгорел; или та, где лицо в траве.
Но скорее - та, из-за нарушения правил,
где с тобой сидел ещё брат отца,
и капот покорёжен весь.
Месяц спустя вас венчают – с вороньим граем,
гаснущими свечами и без кольца.
Она бела: ни румянца, ни синих вен.
Через год вся родня судачит: "Пора им
заводить детей, обустраиваться".
Красивый же брак, без швов и каверн.
А у вас даже секс какой-то на грани
драки, бьётесь в захвате, как два борца,
не позволяя себе ни вскрикнуть, ни зареветь.
У тебя есть другие, которым ты мил и равен,
но она останется с тобой до конца.
И в конце коснется губами закрытых век.
photography by alko.superhyperreal.com
No comments:
Post a Comment